Раньше я был таким белоручкой, что не мог взять в руки курицу. А теперь оказался посреди тайги, где уже не покривляешься.
На следующий день, по прежнему давил мороз. Раскольный начал собираться на тупиковый путик. Мне сказал остаться на хозяйстве. Но я решил попроситься на завтрашний путик, мол пройду сколько успею и вернусь, завтра работы меньше будет. Тогда Раскольный, сказал сначала приготовить собакам еду и пожарить глухаря. Птицы, кстати, мы добыли в изобилии, поэтому могли себя периодически баловать различными мясными деликатесами. К тому же я научился разделывать глухаря, отделяя от него грудку, сердце, печень и желудки. С последними надо быть осторожнее, так как эти желудки заполнены мелкими камешками, поэтому их аккуратно надрезают и снимают верхний слой мяса. А если птицу рубят на приваду, то надо следить, что бы топор не попал по желудку.
Однажды разделывая таким образом птицу, я попытался разрезать желудок ножом, Раскольный это увидел, и сделал замечание.
– Куда ты режешь, ножом? Там же камни.
— Так вы говорили топором нельзя, а я ножом режу.
И вот бывает, сам понимаешь, что ослизм сказал, а хочется все равно на своем настоять.
Прошел по путику не много, километров пять. Вдоль всех ловушек прошла лиса. Это тварь не тронула не одной белки из капкана, зато сожрала единственного попавшегося черного соболя, оставив от него только голову, и то только потому, что до нее не дотянулась.
К зимовью подошли одновременно, затопили печь, обменялись новостями у кого, что на путике. Раскольный спросил
– а где вода?
– вы не просили натопить воды
– про воду я говорил
Я махнул рукой и сказал — значит я не услышал, – хотя я все равно был уверен, что про воду разговора не было.
Через несколько минут, Раскольный словно читая мои мысли, сказал, что я наверное считаю, что он не просил меня топить воду. Тут я начал вертеть жопой и продолжил стоять на своем, мол, да, да, вы говорили, просто я прослушал. Тогда его тон сменился и он довольно остро поднял эту тему. Сказал, нафига я поперся на путик, если не сделал, все о чем просили. Да и ходить на него смысла не было, лыжня там и так проложена, толку ни какого. Любая говорит твоя инициатива плохо заканчивается. Сидел бы в зим-е, и делал бы лучше, что говорят.
Потом спросил
– Ты ведь не собираешься становиться охотником?
– Нет –неуверенно ответил я
– Вот ты хотел посмотреть охоту вот и смотри. Зачем тебе настораживать все эти кулемки и капканы?
Действительно, если уходишь из зимовья и планируешь вернуться в него в этот же день, а набрать воды воле этого зимовья негде, то снег надо натаять с вечера или утром, пока топиться печь. Что бы по возвращению в избушку, быстро согреть чай, приготовить еду себе и собакам. Отсутствие воды, может затянуть этот процесс часа на два, а сон при постоянных переходах, довольно важен.
Когда я лежал на нарах, в голове проносились разные мысли. После того дня, когда я сломал крепления на лыжах и не взял котелок, а Раскольный прибывал (по крайней мере мне так казалось) в плохом настроении, мне тогда показалось странным, что его настроение вдруг резко изменилось. Он стал вроде как более мягким. Я подумал, что возможно его надежды на меня как на напарника испарились окончательно и он твердо перевел меня в разряд туристов. Хотя чему тут удивляться, ведь, все что он не поручит, приходиться проверять или на худой конец, переделывать самому, а ждать пока я научусь, это пару сезонов пройдет.
Да и как я могу претендовать на роль напарника, если на вопрос, собираюсь ли я учиться обрабатывать пушнину, говорю, что собираюсь, но так и не приступаю к делу. Хотя ГВ обрабатывает ее каждый день. Во всей охоте, обработка пушнины по мне самое нудное занятие. Но так или иначе, она является ее неотъемлемой частью. Раскольный сказал, что иногда охотники, специально искали на сезон женщин, которые бы обрабатывали пушнину. Платили им за это до 40% от выручки.
Кстати, Раскольный уже не первый раз подловил меня на вранье, когда я соглашался с каким-то косяком на словах, но сам был другого мнения.
Теперь меня стали мучить сомнения, возьмет ли он меня на вторую часть сезона. Думаю, приедем в деревню и он меня сразу отправит домой. Мысль, которой я попытался себя утешить, что если Раскольный, взялся за дело, то доводит его до конца.
Перед сном, выбрав среди прочих книг, я решил почитать рассказы Пришвина. Книга оказалась с автографом автора. Раскольный забрал ее из местной библиотеке. Ее хотели выкинуть – совсем говорит, охренели.
Почему-то запомнились слова автора, на первой странице. «Вот, что удивительнее всего: сам я достигнув старости, ни за что не хотел бы променять ее на молодость»
Наконец-то мы вышли в сторону зимовья, на которое я собирался идти один. Шли быстро, из-за объявившееся лисы многие ловушки не настораживали. Недалеко от зимовья поставили петлю.
В отличии от прошлого перехода, на этот раз морозы успели заковать все ручьи и речки, поэтому не пришлось делать лишних четыре километра. Мы спокойно перешли речку, и начали взбираться на огромную сопку, отделяющую нас от избушки. На этом участке тоже были ловушки, но их, как я понял, не настораживали уже пару лет. Тес тут был редкий, к тому же, некоторую его часть скрывал снег. Не смотря на хороший темп, нам все равно не удалось добраться до реки засветло. На смену короткому зимнему дню пришла ночь. Сначала, мы даже немного сбились с пути. Я предложил Раскольному одеть фонарик, но он сказал, глаза должны быть приучины видеть в темноте, ведь фонарик не всегда может оказаться под рукой. Я тогда подумал, что за ерудна, мы заблудились, холодно-голодно, а он не хочет включать фонарик. Свой я естественно включил.
Уже после поездки, я посмотрев интервью Федора Емельяненко, вспомнил эту ситуацию. Емельяненко сказал, что старался работать с сильной стороной противника. То есть, зная, что его соперник силен в ближнем бою, сам же и навязывал ему этот бой. До этого, я думал, что бойцы всегда пытаются узнать слабую сторону противника и на нее давить. То есть идти по пути наименьшего сопротивления. Тут же вспомнился и легендарный партизан-разведчик Николай Кузнецов, который принудительно ставил себя в самые жесткие ситуации. И слова Раскольного, что надо не бояться ставить себя в сложные ситуации.
Не доходя до зимовья метров 500, мы услышали остервенелый лай собак. По нему было не сложно догадаться, что они облаяли сохатого. Мы сняли лыжи и начали двигаться в сторону лая. Нам казалось, что вот-вот мы выйдем на зверя, но лай то отдалялся то приближался. В итоге мы вышли на другую сторону речки, и поняли, что лай уже переместился в другую сторону. До зимовья оставалось совсем немного и Раскольный предложил инее идти топить печь и готовить ужин, потому что вдвоем идти слишком шумно. С одной стороны, мне хотелось пойти вместе, а с другой, побыстрее оказаться в теплой избушке. Тем более, ели меня попросили идти в зимовье, наверное так было лучше. Раскольный ушел на лай собак и когда дрова уже схватились в печке, я услышал выстрел.
Вернулся он быстро, я успел только натаять снега и вскипятить чай. На этот раз, делать лабаз он не стал. Снял шкуру, разделал тушу и сложил мясо на снег.
По возвращению, он привязал всех собак. Персонально Пирата, на проволоку, потому что, когда заходит речь о мясе, ночью он перегрызает веревку и уходит набивать брюхо, а утром возвращается и ложиться на свое место, как не в чем не бывало.
Вот и отлично, мы теперь при мясе молодого сохатого, причем добытом возле зимовья. Тем более, что на следующем стоит снегоход.
