Модели психической травмы пострадавших

Энциклопедия здоровья

Феноменологическая модель Необходимость феноменологического описания переживаний пострадавших проистекает из потребности осознания объема и качества аффектов и идей, привнесенных ситуацией насилия. Существенным аргументом в пользу необходимости феноменологического анализа переживаний пострадавших является утверждение, что у них достаточно быстро появляются представления, связанные с искаженным образом «Я» (Hall Z., 1992; Kulkoski К., Kilian С, 1997). Появление вторичных переживаний у объектов насилия принципиально отличается содержанием и эмоциональной насыщенностью и свидетельствует о значительном влиянии ситуации на их психическое состояние.

Примем во внимание, что переживания, связанные с насилием, как и реактивные психические феномены вообще, никогда не бывают (1994), пострадавшие от насилия способны испытывать страх и подавленность перед любым авторитарным лицом. Методиками выбора могут являться нейролингвистические методики (Echeburua Е. and others, 1997), а также (Гиндин Г. И., Духова О. Б., 1997) рациональная психотерапия, эриксоновский гипноз, гештальттерапия.

По мнению некоторых отечественных авторов (Ярославцева Н. Д., 1996; Новиков В. В., 1996), для детей больше подходит «отыгрывание данной ситуации» (арт-терапия, игровая терапия). В качестве методик выбора они предлагают сказкотерапию, поведенческую психотерапию, транзактный анализ, групповую психотерапию.

Предлагается (Butz M. R., 1993) использовать и методы аналитической психологии. В данном случае отношение ребенка к образу вампира, по мнению автора, будет выражением его архитипического представления о насильнике.

Групповая психотерапия предполагает быстрый и положительный эффект (Resick Р. А., Shnicke М. К., 1992). Несмотря на то, что этот вид терапии может стимулировать депрессивные переживания у жертв насилия (Herman J. L., Schatzov Е., 1987), утверждается (Lanktree В., 1994), что он достаточно эффективен потому, что ребенок (подросток) выражает свои эмоции в группе, где присутствуют сверстники, пережившие аналогичное насилие.

В некоторых случаях (Sheldon Н., 1988) групповое лечение рассматривается как часть общего семейного подхода. Более подробно автор останавливается на используемых методах (методы интерпретации, активного вмешательства, обучения, рисования, ролевой игры и видеообратной связи).

В данном исследовании интерпретация трансвертов выявляет перенесение внутри семейных конфликтов на ситуацию насилия.

При определении длительности групповой психотерапии предлагают (Lindon J., Nourse С. А., 1994) проводить шестимесячную групповую сессию, отмечают хорошую реакцию подвергшихся насилию девочек на психотерапию.

Результатами групповой терапии, по мнению представлены отдельно в какой-либо психической сфере. Скажем, невозможно предполагать, чтобы воспоминания о насилии возбуждали лишь одну аффективную сферу, без участия представлений и возникновения каких-либо суждений по поводу пережитого преступления.

Однако, как и следовало бы ожидать, субъективное осознание многих психических феноменов, последствий насилия, связано с достаточно сложной и болезненной рефлексией у пострадавших.

Здесь мы не ставим перед собой задачу феноменологического описания процесса вытеснения, а лишь обращаем внимание на то, что в переживаниях пострадавших имеется ряд субъективных феноменов, не достигающих степени рефлексивной осознанности. В связи с этим возникает интерес к тому, что высказывания пострадавших, связанные с описанием обстоятельств насилия, часто сводятся к трафаретным оценкам наподобие «сама виновата» или «ничего не случилось».

Однако при редукции сознания посредством эдейтического переживания ситуации насилия, вызванного травматическими воспоминаниями или психотерапевтическими «погружениями», выявляются феномены психических комплексов. В своих имматериалистических трактатах о принципах человеческого знания («Трактат о принципах человеческого знания») Джордж Беркли объясняет подобные «парадоксы» психики.

Беркли утверждает, что не каждое слово является выражением субъективного отношения к предмету в форме какой-либо отдельной идеи, оно может быть следствием «абстрагирования». Подобно понятию «люди», исключающему индивидуальный цвет глаз, волос и рост каждого человека в отдельности, пострадавшие исключают из понятия «насилие» индивидуальный смысл субъективного страдания.

Мы умышленно не ставим закономерный вопрос «почему», а оставляем этот вопрос для анализа психодинамического свойства. Разделенное Э. Гуссерлем описание субъективного переживания на два уровня, один из которых сводится к описанию непосредственного акта переживания, а другое — к способу переживания, позволяет нам, используя язык феноменологических терминов, в свою очередь разделить описание переживаний пострадавших также на два уровня.

«Ноэматическое» описание психических переживаний пострадавших характеризуется ощущением возможной угрозы физического принуждения и представлениями социального пренебрежения.

Пессимизм как выражение пагубности и бесперспективности грядущего, скрывающегося в восприятии действительности, является ничем иным, как «эго-полюсом» взятого в скобки мира отчаяния и злобы («раз мир такой, значит и я такая»).

Подобные психические феномены проистекают из глубокого чувства униженности, причиной которого является само преступление.

Униженность в сознании пострадавшей соотносится с наиболее значимыми в данной ситуации ощущением физической беззащитности и переживанием морального принуждения. В ряду кататимных представлений сюжеты насилия занимают далеко не первое место, зачастую они характеризуют редкую и самую острую душевную боль пострадавших.

Преимущественно травматические аффекты сопровождаются образными реминисценциями прошлых, не связанных с преступлением обид, в содержании которых существенное место занимают сюжеты социальной или микросоциальной изоляции.

Последнее обстоятельство существенным образом влияет на суждения пострадавших, наделяя их пессимистическим содержанием.