Личность отдельного члена общества

Энциклопедия здоровья

Сам факт общественного отвержения пострадавшего индивида, скорее всего, свидетельствует о коллективной психологической защите. Признаки данного феномена могут подтверждаться следующими доводами: во-первых, при раскрытии факта насилия без осведомленности об обстоятельствах преступления и знакомства с самой жертвой реакция общественного мнения, вероятнее всего, носит характер коллективной реакции на сигнал о неизвестной опасности. Личность отдельного члена общества на данное известие реагирует тревогой в отношении самой себя.

При дальнейшем рассмотрении ситуации, наряду с интересом к обстоятельствам случая насилия, общественное мнение осуждает лиц или условия, способствующие преступлению.

Причем виновником не всегда оказывается преступная сторона.

В значительном количестве случаев осуждаемыми становятся третьи лица или же сама жертва. Во-вторых, более внимательное знакомство с обстоятельствами случившегося и личностью пострадавшего человека приводит к сожалению о произошедшем и сочувствию к жертве.

Однако, в-третьих, отдаленные воспоминания о событии насилия некого малознакомого лица вызывает двойственное отношение у субъекта, посвященного в обстоятельства. Амбивалентность выражается прежде всего в сочувствии пострадавшему индивиду с одновременным желанием отстраниться от него.

Можно утверждать, что механизм отвержения обществом пострадавшего сходен с общественным притеснением больных с психическим расстройствами.

Общество выделяет их из общего числа здоровых, ограничивая душевнобольных в их правах. Речь идет о тех социальных и морально-нравственных ограничениях, которые никоим образом не оправдываются клиническими особенностями, а строятся лишь на обывательских предрассудках.

В психиатрии данный феномен носит название стигматизации. По мнению специалистов Научно-исследовательского института им. В. М. Бехтерева, в основе стигматизации лежит страх перед душевнобольными.

Вероятно, благодаря тем же механизмам стигматизации общественное мнение зачисляет жертву насилия в число больных и отвергнутых обществом людей.

Разница заключается лишь в том, что общество отторгает пострадавшую не из-за страха перед ней, а из-за страха перед тем, что с ней произошло. Примером стигматизации пострадавших от насилия может служить тот факт, что в некоторых архаических обществах существует поверье, что если пострадавшая от насилия осталась жива, значит, она лишилась чести.

В подобных обществах жертва не может рассчитывать на благоприятное социальное существование.

Брак становится невозможен, и ее личностные контакты нарушаются. Характерно, что у южных народов нашего государства гнев, обрушиваемый на преступника, часто толкает родственников пострадавшей и ближайшее микросоциальное окружение на самосуд.

Преступников забивают камнями, сжигают заживо, отрубают голову. В этих обществах случаи изнасилования крайне редки, однако высока вероятность других форм насилия над людьми.

Отношение к пострадавшей в данном случае характеризуется ее отторжением. В этой ситуации в самом благоприятном случае пострадавшая может рассчитывать на брак только с кем-то из дальних родственников.

Удивительно, что в такой строгой атмосфере противодействия насилию со стороны членов данного общества агрессия по отношению к людям других культур вполне допустима и даже в ряде случаев приемлема. Вероятно, из-за описанных выше факторов, лица, посвященные в обстоятельства насилия, узнавая подробности случившегося, обыкновенно испытывают возмущение произошедшим и сочувствие к пострадавшей, однако страх перед циничностью преступления и воспоминания о горечи принуждения к собственной личности, когда-либо имевшем место, не позволяет очевидцам обстоятельств сформулировать позицию, безоговорочно осуждающую преступление.

Интересуясь сутью события, общество отторгает пугающие подробности, одновременно отторгая и саму жертву. Пострадавший человек в определенной степени становится носителем «клейма», символизирующего горький опыт незаслуженного страдания.

Таким образом, психологическая защита в форме общественного осуждения пострадавшей приобретает черты стигматизации и коллективно бессознательно ставит ее в один ряд с душевнобольными, отверженными и неприкасаемыми. Справедливости ради отметим, что общественное осуждение пострадавшей — не единственный из способов коллективной защиты.

Противоположная реакция общества, совершаемая в качестве оправдания действий жертвы, ранит ее не меньше.

Правда, последствия подобной реакции сказываются позже, но психологическая суть оправдания, как и осуждения, выражается попытке общества отреагировать на мифическую вину пострадавшей, и эта «вина» благодаря подобной реакции общества надолго фиксируется как в сознании самой жертвы, так и в ее восприятии обществом.

В виктимологической практике нередко приходится сталкиваться со случаями повторного насилия в закрытых криминальных субкультурах и патологических семьях. Основанные на принципах насилия некоторые варианты взаимоотношений между людьми в данных микросоциальных группах приобретают характер культового поведения и существуют в усиленной форме.

В данном случае мы имеем дело с гипертрофированным принципом патернализма, воплощаемым в жизнь патологической личностью вне зависимости от ее пола и возраста. Многие ее действия для членов микросоциума носят характер бесспорности и неотвратимости.

В ситуации насилия личность пострадавшего воспринимает происходящее с определенной степенью допустимости, упускает из внимания противоестественность и неадекватность события субъективным представлениям о личной безопасности, свободе и комфорте.

Насилие как для жертвы, так и для преступника приобретает значение объективности, что в укрупненном масштабе отражается в законах макросоциального общества. Все сказанное по поводу оценки насилия обществом в определенной степени касается и самой пострадавшей.

В особенности это касается незрелых в психическом отношении девушек-подростков.

Пострадавшие от насилия, они спонтанно высказывают обвинения в свой адрес, вменяя в себе вину доверчивость при знакомстве с преступником, вызывающее поведение, яркую одежду…

Однако при этом упускается тот факт, что некая демонстративность, способность привлечь к себе внимание при благоприятных условиях помогает той же пострадавшей устанавливать наибольшее количество социальных контактов, предоставляет возможности оптимального выбора общения. Несомненно, что при формировании комплекса вины пострадавшей сказывается страх перед возможными социальными и физическими последствиями.

Особенно это характерно для подростков, у которых только приобретаются навыки самостоятельного социального поведения, строятся представления и устанавливаются межличностные контакты, используемые для образования опыта зрелой личности.

Не будем забывать и о том, что в данном возрасте происходит окончательное формирование физической конституции, что также субъективно важно для пострадавших.

Вероятно, комплекс вины в подобных случаях складывается из острого переживания неспособности создать условия для собственного благоприятного социального существования и физического развития, сожаления о мнимых последствиях перенесенного насилия. Однако в поведенческом выражении адекватность самообвинения как степень индивидуальной предрасположенности к претерпеванию насилия выражается еще и в общем объеме осведомленности о законах и представителях референтного социума, а также от уровня культуры, образования и особенностей семейного воспитания.

Вместе с тем, как в силу индивидуально-психологических, так и в силу коллективно-бессознательных механизмов, пострадавшие от насилия (да и само общество) признают допустимость насилия и преуменьшают психические последствия перенесенного преступления.